«…Ну что за шум? Я что, на дискотеке уснул?»
Я очнулся в темной комнате, которую сотрясало от хардбита громкой клубной музыки, доносившейся откуда-то снизу. Из окон в комнату проникал странный свет, вероятно, от вывески, который мигал то красным, то синим цветом. Приподняв голову, я понял, что все еще пьян.
«Ах, ну да, ну да… Я напился в сраку, несколько раз блевал на улице, и она привела меня домой. А я к ней приставал и хотел ее… Ладно, есть еще время».
- На, попей.
Перед моим лицом возникла какая-то посудина, в полумраке отдаленно напоминавшая кружку.
- Спасибо…
«Теплая вода?»
- Чай кончился, - послышался ответ на мой немой вопрос, должно быть, он прочитался на моем лице.
«То, что надо. Я уже и забыл, когда последний раз пил теплую воду».
Опустошив кружку, я приподнялся на кровати в поисках места, куда бы ее поставить.
«Ну и шатает же меня. Кажется, я ни капли не протрезвел».
Одна ее рука уверено забрала у меня кружку, а вторая – осторожно вернула меня в горизонтальное положение.
«Отлично, я как раз хотел еще поспать…»

Когда я снова проснулся, музыки уже не было. В комнате стало немного светлее.
«Нда, ну и интерьер. Еще хуже того гадюшника, где мне приходится жить… Четыре часа утра? А я успею ей вдуть? А она вообще захочет после того, как видела меня в таком состоянии? А я захочу? Я ее и помню-то смутно… А вот и она».
Она вышла из ванной и, заметив, что я не сплю, внимательно посмотрела на меня, вероятно, оценивая степень моего опьянения.
Худая, даже немного костлявая. Бледная. Из-за отсутствия загара темные волосы на ее руках очень заметны. Маленькое лицо, немного приплюснутое. И длинный немного загнутый нос, который кажется неуместным на ее лице. Хочется выделить его, как отдельный слой в фотошопе, и слегка подкорректировать размер. Да, неприятное лицо. И к тому же давно не молодое.
«Сколько ей? Тридцать пять? Сорок?»
Я всматривался в ее лицо, пытаясь понять ее эмоции – хочет ли она меня до сих пор. Она, в свою очередь, смотрела на меня вовсе не соблазнительно, но и без укора. На ее взрослом лице читался, я бы сказал, замаскированный испуг и стеснение – что я буду делать теперь, когда я трезвый?
«Кажется, я должен сделать первый шаг, чтобы она расслабилась».
Сымитировав растерянность спросонья, я широко ей улыбаюсь, намекая, что рад ее видеть. Она в ответ тоже растерянно улыбается. И чем дольше я с похотливым интересом смотрю на нее, тем больше она смущается.
«Боже, как она зажата. Даже слишком. И как мне удалось подцепить ее?»
И вот под давлением моего взгляда из взрослой женщины она будто превращается в наивную школьницу с детской улыбкой. Это мне больше по душе.
«Кажется, она успела переодеться и… накрасилась? Неужели она так сильно рассчитывала на то, что я ее… Иначе зачем краситься в ванной в четыре утра? Она что, ждала, пока я проснусь? Ну нифига себе! Тогда я просто обязан оправдать ее ожидания».
Изобразив на лице искушение, я протянул ей руку, символически приглашая ее в кровать. Она медленно подошла и взяла меня за руку. Я притянул ее руку к себе и начал целовать кисть руки.
«Кажется, она не против».
Тогда я протянул ей вторую руку. Она на нее оперлась, и когда я потянул ее на себя, ей ничего больше не оставалось делать, как оседлать меня сверху.
Ее рука пахла мылом, а изо рта у меня несло вчерашней блевотиной. Только сейчас меня осенило, что сперва стоило бы сходить в ванную. Но сейчас было уже поздно, она нагнулась, чтобы поцеловать меня.
«Пиздец, у меня во рту такая помойка. Ладно, ничего не поделаешь. По крайней мере, поцелуи меня возбуждают».
Ощущения от поцелуя оказались специфичными. Казалось, будто бы все вокруг рта обильно смазывают вазелином, у которого был кисловато-полиэтиленовый привкус. И, вступив в реакцию со вкусом ее зубной пасты и моего зловония, превратился в такой отвратительный вкус, что я почувствовал, что меня сейчас вырвет. В попытке сдержаться я буквально замер. Она, почувствовав мое отторжение, отпустила мои губы и опустилась ниже. Пока я отходил от тошнотного состояния, она с таким энтузиазмом покрывала мою шею, грудь и даже плечи короткими поцелуями, что я растерялся.
«Зачем в плечи-то целовать?.. Пока это не стало совсем странным, надо срочно брать инициативу в свои руки…»
Не успел я об этом подумать, как она отстранилась от меня и полезла в близстоящую тумбочку. Немного в ней покопавшись, она извлекла оттуда презерватив, распаковала и теперь пытается надеть его на мой… нестоячий…
«…Так, стоп!»
- Подожди, сейчас он встанет… - сказал я как можно деликатнее, перехватив ее руки.
С самообладанием у меня всегда было неплохо, поэтому я начал принимать попытки мысленно самовозбудиться, но вместо этого в голову лезла всякая фигня.
«А вдруг она еще девственница?.. Да нет, сорокалетних девственниц не бывает».
Я смерил ее оценивающим взглядом. Она сидела на мне, вероятно, озадаченная тем, что же ей теперь делать. Обе ее руки я удерживал своими.
«Не встает. Может, самому раздрочить? Нет, неудобно как-то при ней. Вот бы она мне подрочила…»
Отчаявшись возбудиться без прикосновения, я медленно положил ее ладони себе на член.
«Да, так гораздо лучше. Давай же, трогай его».
Для удобства она отсела чуть в сторону и провела рукой по стволу.
«Да, возьми его в руку…»
Но вместо того, чтобы дрочить, она гладила его, как котенка.
«Это лучше, чем ничего. Давай же, ну что со мной такое?»
Чем дольше это продолжалось, тем больше меня пристыжал этот непонятный приступ импотенции. А когда я встречался с ней взглядом, мне становилось совсем не по себе, поэтому я решил закрыть глаза и немного пофантазировать. В голову невольно лезли мысли о человеке, которого сейчас меньше всего хотелось бы вспоминать. Я попытался выкинуть их из головы и лучше прокрутить фрагменты из просмотренной когда-то порнографии. Ситуация успела стать настолько нелепой, что даже такой немного обидный для нее способ возбуждения казался единственным спасением. Наконец мне удалось настроиться, и некогда мертвый груз поднялся-таки с моего живота. И тогда я почувствовал, что она обхватила его ладонью и, надеясь, что сейчас она на правильном пути, стал ждать, когда ее рука заскользит вдоль него. Но ее рука не двинулась с места, зато залупу неожиданно накрыло что-то горячее. Я изумленно открыл глаза, чтобы подтвердить догадки, вмиг возникшие в голове.
«Неужели она правда решила это сделать? На такое я даже не рассчитывал».
Но это оказалось правдой: она облизывала залупу, иногда чередуя это с неуклюжими поцелуями. Если бы она еще чуть-чуть оттянула вниз кожу и начала подрачивать рукой, было бы как раз то, что надо. Из-за того, что ее голова была склонена вниз, ее волосы выбились и распластались по моему животу. Мне стало очень щекотно, и я еле удержался от того, чтобы вздрогнуть и скрючиться. Сперва я попытался преодолеть щекотку, потом перевести ее в возбуждение, но у меня ничего не вышло. Обеими руками я начал собирать ее волосы с живота, а затем прижал к ее голове, при этом нежно ее поглаживая. Тогда она подняла на меня глаза. От ее взгляда мне стало жутковато и, изобразив наслаждение, я откинул голову и уставился в потолок. Она на мгновение оторвалась от залупы, поцеловала меня в ладонь, которой я придерживал ее волосы, а затем, решившись зайти дальше облизываний и поцелуев, взяла член в рот.
«О-о-о, что это?! Зубы?»
Возможно, на более поздней стадии возбуждения это и придало бы остроты ощущениям, но пока это явно было неуместным. Она выпустила член изо рта и остановилась. Я оторвался от потолка и снова устремил на нее взгляд. Оказалось, член снова обмяк и, сморщившись, осел ей в руку. Она смотрела на него, вероятно, раздумывая, что теперь с ним делать.
«Так, все, хватит».
- Прости, я не могу…
Она кивнула, медленно выпустила член из руки, поправила волосы и села на край кровати спиной ко мне.
«Неужели это случилось со мной? Вот позорище. И о чем нам теперь говорить?»
Она молча смотрела куда-то в стену, вероятно, задумавшись над тем же вопросом. Я ласково провел пальцем вдоль ее руки.
- Можно чая?
Она повернула ко мне голову. В ее взгляде не было ни злобы, ни разочарования, ни упрека. Но и нежности тоже не было.
- Кончился.
«Ах, ну да, ну да, как я мог забыть?»
- Ну, тогда… подогретой воды?
Я улыбнулся, стараясь хоть как-то разрядить обстановку. Улыбаться в ответ она не стала. Слегка удивившись моей просьбе, встала с кровати и включила электрочайник. Я тоже встал и устремился в ванную.

Запершись внутри, я дал волю эмоциям, которые беззвучно поочередно отобразились на моем лице. Нет, я не чувствовал себя облажавшимся. Скорее, счастливым школьником, провалившим экзамен и наконец отпущенным на свободу. Я даже был рад тому, что это истязание наконец закончилось. Мочась в унитаз, я на секунду испугался, заметив на члене странное покраснение. К счастью, это покраснение можно было ликвидировать простым оттиранием, поэтому я решил ополоснуть свой аппарат в раковине. Подняв глаза на свое отражение в зеркале, я невольно усмехнулся.
«Ну прямо клоун из рекламы МакДональдс!»
Отмыв член, я принялся оттирать помаду, которая была густо размазана вокруг рта. Теперь стало понятно, что это был за кисло-полиэтиленовый блевотный привкус.
«Меня и раньше целовали девушки, но таких следов от помады никогда не оставалось. Да и вкуса такого отвратного не было. Может, попросить ее умыться и попробуем еще раз?.. Или лучше я подрочу прямо здесь, а потом выйду и сразу ей засажу? Она ведь так этого хотела… А если опять облажаюсь? Нет, не стоит рисковать, лучше остановиться на этом».
Я выдавил немного зубной пасты и принялся тереть зубы пальцем. Идти домой пока было рано – еще даже не рассвело. Но как скоротать время при таких обстоятельствах? Я не придумал ничего лучше разговора по душам.
«Женщины любят, когда их слушают. Пусть у нее останутся хоть какие-нибудь приятные впечатления от встречи со мной. Уж что-что, а слушать я умею».

Я забрался с кружкой под одеяло, пригласил ее прилечь рядом и начал расспрашивать о личной жизни. Сначала она отвечала неохотно, видимо, не желая загружать меня своими проблемами, но потом расслабилась и стала более многословной.
Оказалось, она вышла замуж в девятнадцать лет. В двадцать восемь у нее родился сын. Вскоре после этого муж запил и кинул ее. Тогда она решила с сыном переехать в Германию к матери. Та умерла четыре года назад. Если раньше пособие и льготы, полагавшиеся ее матери, хоть как-то помогали держаться наплаву, то после ее смерти пришлось работать на нескольких работах сразу. За это время сын совсем отбился от рук, из школы обратились в департамент опеки, и после визита соцработников и беседы с ребенком, сына у нее отобрали по причине неблагополучных условий проживания – бедности, проще говоря. И теперь, чтобы вернуть его, ей нужно предъявить справку о достаточных доходах и показать, что она обладает оптимальными жилищными условиями для содержания ребенка. А пока она может только навещать его по выходным. Поэтому сейчас она работает уборщицей и официанткой в баре, где я, собственно, ее и подцепил, а также пытается заочно учить язык, чтобы подтвердить здесь российское образование. Только мало что выходит, потому что все мысли заняты сыном. В общем, не самая завидная судьба.

За разговором я не заметил, как пролетели полтора часа. Она говорила и говорила, я даже не прерывал ее. Она делала это так воодушевленно, жестикулировала, смеялась. И я понял, что эта ночь прошла для нее не зря.
Внезапно в дверь постучали, прервав ее живой рассказ. Еще через секунду нетерпеливо позвонили три раза, а еще через пару секунд затарабанили уже ногой. Кажется, ждать, пока ему откроют, гость вовсе не намеревался.
- Эй, русская! Открывай! – донесся из-за двери голос какого-то подростка.
В этот момент она запаниковала, вскочила с кровати и начала судорожно оглядываться по сторонам, вероятно, пытаясь спланировать дальнейшие действия.
- Сын? – шепотом спросил я, приподнимаясь с кровати и натягивая штаны (трусы я вообще не ношу).
- Нет, - отрицательно закивала она, - соседский мальчик, ходит через мой балкон, - пояснила она нервно и, схватив какие-то тряпки, унеслась в ванную.
«Тогда почему она так волнуется?»
А малец все не мог угомониться, разламывая дверь.
- Русская, открывай уже!
Я распахнул дверь. На пороге стояли два подростка лет тринадцати. Увидев меня, они сразу притихли. Окинув меня взглядом, они проскользнули внутрь и пошли напролом к балкону. Я догнал первого, который выглядел более хамовато, схватил за плечо и развернул к себе лицом. Она в тот момент как раз вышла из ванной. Я уставился на пацана, пытаясь изобразить наиболее устрашающий вид.
- Почему ты называешь ее «русская»? У нее имя есть.
«Еще бы я сам его помнил…»
Пацан мельком глянул мне в глаза, а потом потупился в пол. Я так и не понял, что в тот момент выражало его лицо. Гримаса вроде и не хамская, и не виноватая, и не напуганная. Странная у него вообще рожа. Зато друган его так напрягся, что даже жвачкой чавкать перестал. Я ждал, что она что-нибудь скажет, но она тоже напряженно молчала, подпирая косяк двери в ванную. Я бы сказал ему извиниться, но не знал, как точно сформулировать эту фразу, а блистать своим ломаным немецким перед шпаной не хотелось. Тогда я толкнул его в затылок в сторону балкона, после чего они с другом поспешно ретировались.
Как только они исчезли из нашего поля зрения, она осела на кровать и пристыжено провела руками по лицу.
- Что?
Она укоризненно на меня посмотрела, намекая на то, насколько ее смущает вся эта ситуация.
- Это всего лишь дети, - фыркнул я. – И часто он так через твою квартиру ходит?
- Только по выходным, когда ночует у друга…
Далее последовал подробный рассказ о том, как много сделали для нее родители этого недоросля, и что они даже пообещали помочь ей вернуть сына – на время проверки соцработников выдать их квартиру за ее. Практически, это и есть одна квартира, но дверной проем между комнатами забетонировали, остался лишь смежный балкон.
Тем временем я заметил, что уже восемь утра, и начал придумывать предлоги, чтобы красиво слинять.
- Мне нужно идти. Я вчера кошек забыл покормить.
- А мне в магазин надо, - засуетилась она, вероятно, понимая, что рассказы о ее быте мне уже надоели.
- Тогда пойдем вместе? – предложил я.

Выходя из подъезда, я положил ей руку на плечо, будто слегка обнимая. Она, не подав виду, сделала ответный жест – ненавязчиво обняла меня за поясницу. Когда мы отошли от ее дома, она сказала, зачем-то прикрывая рукой рот:
- Они так на нас смотрели!
Я оглянулся, чтобы посмотреть, кто это «они»? Но никого кроме пьяно развалившихся на лавке нескольких посетителей увеселительного заведения, находящегося прямо под ее квартирой, не обнаружил. Видимо, ребята перебрали, и сейчас только-только начинали приходить в себя.
«Какое ей дело до этих алкашей?»
- Твои знакомые?
- Нет, они постоянно тут, - усмехнулась она.
Мы затормозили у светофора. Используя пантомиму, я спросил, какое ей дело до их мнения.
- Ну, как… Они меня часто видят…
Дождавшись зеленого, мы пошли через дорогу.
- …Еще подумают, что я чем-то таким занимаюсь.
«Она что, стесняется? Или считает это ненормальным?»
Как только мы зашли на тротуар, я крепко придвинул ее рукой к себе и уперся лбом в ее лоб.
- Чем-то «таким» это каким? – спросил я заговорческим тоном, не сводя с нее пристальный взгляд.
- Ну, таким. Как у нас сегодня, - поморщилась она. – Фу, лучше не напоминай мне!
Она брезгливо махнула сумкой и, застенчиво посмеиваясь, зашагала дальше по тротуару, оставляя меня позади.
Я почувствовал себя неловко. У нее наш акт теперь ассоциируется с «фу», хотя иначе это никак и не назовешь. Я должен был оставить впечатление получше, даже если бы пришлось отлизать ей, но я для этого слишком эгоистичен.
- Извини, - сказал я, догнав ее, - просто до этого у меня была девушка, и с ней это было немного по-другому.
«Интересно, поверит?»
- У меня тоже, - кивнула она, становясь серьезной, - с мужем было совсем не так.
- Я, наверное, тебя утомил, - предположил я после некоторой паузы.
- Ничего, сегодня воскресенье, может, я успею поспать перед тем, как музыку включат.
- Может, тогда ко мне?
«Барабанная дробь! Поздравляю, Сергей! Вы только что стали обладателем титула “Идиот Года”!»
Похоже, она всерьез задумалась над моим предложением, а я мысленно корил себя за то, что слетело с языка.
- Нет…
«Я спасен!»
- Не могу, соседи могут подумать…
Она начала длинную речь, сводившуюся к тому, что для составления хорошего впечатления соцработников ей нужно содержать жилье в порядке и иметь с соседями безупречные отношения. А интрижка с малознакомым парнем вряд ли принесет пользу в ее случае.
Она продолжала говорить, я согласно кивал, хоть уже давно потерял нить разговора. Мне внезапно показалось, что для утра на улице сейчас слишком темно. Когда я поднял глаза на небо, увиденная картина меня просто заворожила. Пушистые, как комки сахарной ваты, тучи нависли над городом так низко, что казалось, будто они вот-вот заденут крыши домов. Тучи были темными густыми, но кое-где между ними ярко пробивался солнечный свет, образовывая рваные светлые пятна в серой гуще. Видимо, такие явления привычны для этого города, поскольку никто из прохожих даже не смотрел на небо. Одного меня пучило от такого вида.
- Посмотри, какие тучи! – воскликнул я, взмахнув руками и прервав ее речь.
Как ни странно, я надеялся, что это зрелище ее тоже поразит. Но она посмотрела на меня так, будто я над ней стебусь.
- Никогда в жизни не видел ничего подобного, - я поднял палец к верху, чтобы она все же взглянула.
Но она равнодушно пробежалась взглядом по небу и продолжила идти теперь уже молча.
«Жаль, ведь это самое искреннее из того, что я сказал ей за весь период знакомства».

На следующем перекрестке она собралась свернуть налево.
- Мне туда, - громко сказал ей я, указывая в противоположном направлении.
Я очень смутно представлял, в каком районе я нахожусь, и в каком направлении идти, я знал одно – наши пути должны разойтись сейчас.
- А мне туда.
- У меня нет мобильного, но я знаю, где ты работаешь, - подмигнул ей я.
- Хорошо, - она вежливо улыбнулась.
Улыбнувшись в ответ и отсалютовав ей рукой, я двинулся в противоположном направлении.
«Надо будет запомнить бар, в котором она работает, чтобы не завалиться туда снова с друзьями. Не хочу ее больше видеть. А если когда-нибудь случайно встречу ее в супермаркете - притворюсь, что не узнал. А она не из тех, кто здоровается первым. Она вернет себе сына, быть может, даже выйдет замуж за какого-нибудь старого неудачника. А я пойду своей дорогой и со временем забуду ее. Но если я вскипячу чайник и обнаружу, что у меня кончились чай и кофе, мне придется пить теплую воду. И тогда мне сложно будет не вспомнить о ней – женщине, имени которой я даже не знаю».